Этот фильм, как гадание на картах. Показывает что было, что есть и что будет. И только в том месте, где сердце должно успокоиться, зияет дыра.
Этот фильм, как гадание на картах. Показывает что было, что есть и что будет. И только в том месте, где сердце должно успокоиться, зияет дыра.
Сначала о том, что было. Героиня - коммунарка, адепт нового искусства и красивая женщина в одном лице (за ней тенью витает образ Ларисы Рейснер) подходит к лубочно украшенному домику и входит внутрь. Там хорошо поживший господин средних лет дает ей госзаказ - внедрить революционные идеи в массы народов ханты. Сам он к народам ханты ехать не хочет - ему и тут хорошо, под флагом единения народов на его дворе тянет лямку интернациональная бригада гастрбайтеров, обеспечивая ему коммунизм в отдельно взятом лубке.
Героиня (ее зовут Полина, и это имя ей страшно не идет, а играет ее хорошая актриса Дарья Екимасова) тоже ни к каким хантам ехать не хочет, хоть с идеей, хоть без. Судя по ее выпитым глазам, все огни революции там давно отгорели, там пепел и пахнет склепом. Но, видимо, отказаться нельзя, и она начинает собирать команду. Дальше следует череда эпизодов, которая напомнила завязку фильма про друзей Оушена. Полина идет по старым адресам, и находит друзей голоса.
Один из них, режиссер, томится в театре, у которого только что изъяли всю мужскую часть труппы. Труппа была прибалтийская, и тут сценарист немного промахнулся с годом, потому что прибалтов хватали и увозили умирать, выбросив на острова посреди таежных рек или просто пристреливая на полигонах, зимой 38-го, а в картине идет 33-ий. Но в целом история понятна, как понятен и исход режиссера - сделав его евреем, сценарист лишь отодвинул ему финал. Сколько времени оставалось у Мейерхольда? Год до злосчастного письма Райх Сталину, семь лет до пыток и смерти. Так что у режиссера был мотив предпочесть уехать к хантам.
Следующим другом коммунарки оказывается композитор. Который композитор только с одной стороны, а с другой он эстетствующий убийца, и история их знакомства началась с того, что герой долго стрелял в героиню, стоящую с веревкой на шее по горло в холодной северной реке. Композитор, в отличие от режиссера, ничуть в хантах не нуждается - но, как волк, бежит на запах крови. Третий друг – фотограф, кинооператор, и его мотивация - бегство от свадьбы с красавицей, которая любит его. Мотивация хроменькая, но сценарист рисует героя Дон Жуаном, и нам нужно ему поверить, не смотря на сцену в постели, которая поверить не дает. В кинооператоре мы легко узнаем Эйзенштейна, поскольку история с убийством приговоренных к смерти в кадре- это его история. Итак, и у этого творца нового искусства руки в крови. Последний из мушкетеров нашей королевы - скульптор. Почем он едет к хантам, сюжет умалчивает, но красноречив эпизод , в котором наш герой устраивает мастерскую с обнаженкой прямо в церкви. И смертей на нем не меньше, чем у композитора, - например, повесившийся от ужаса содеянного прихожанин, который согласился позировать за кусок хлеба, не зная, что позирует для памятника Иуде. Ангелы революции на поверку оказываются бесами, описанными Достоевским. И на крыльях их не смывается кровь.
Вся эта компания эстетов на коне бледном едет навстречу своей смерти. Это ясно уже сначала, потому что революция сожрала всех своих ангелов, согласно закону кармы и воздаяния за грехи, и зрителю их не жалко.
И, поскольку мы все знаем, чем закончится то, что только что началось, то внимание переключается на детали и форму. И тут есть на что посмотреть, поскольку киноязык режиссера Алексея Федорченко довольно затейлив. То он героев посадит чай пить под пулями, то выставку суперматической живописи развернет перед ошарашенными хантами - красные и черные квадраты на фоне их нехитрого кочевого жилья. То даже дирижабль из шкур надует в свинцовом небе северных земель. В общем, режиссер картины тоже оказывается эстетом и авангардистом, и мы переходим уже к тому, что есть. И читаем уже текст в тексте - ба, да это история про нас с вами, про все эти акции новых авангардистов, про пляски на святых местах. Только вот ханты поступают с плясунами чуть строже, чем князья сегодняшних кочевий - они отправляют души кощунов в царство духов. Заметим, лишь после того, как те раздели их богиню и устроили показательный ведьминский шабаш на ее могиле, который потом еще показали бедным кочевникам прямо в небе над тундрой. Никакой хант не смог бы вынести такое поругание. И даже лесной ненец. Тем более, что и тот, и другой прекрасно знают, что в красном доме могут жить только мертвые. И язык революции - все эти алые стяги - это язык мертвых, язык гробов. Душа всегда знает больше, чем разум, то герой перед смертью просит привезти ему кумача. Чувствует, что пора.
Теперь о дыре в том месте, где должно успокоиться сердце. Режиссер находит среди живых вековую старуху, которую вместе с другими детьми пощадили его герои. Стоя на пороге смерти, бабуля поет революционную песенку о светлом рае коммунизма. Дочь убитых во имя этого коммунизма, одна, выжившая, поет. Эти кадры документальны. Отсюда вывод - можно привить любую религию. Главное – делать это при помощи огня и меча.
Из достоинств картины хотелось бы выделить эпизод с театральным представлением, устроенным у могилы богини хантов. Это действительно красиво - минимум средств, только пластика и жесты. Пра-театр, театр символов настолько плотно вошел в ткань киноповествования, что все временное становится в нем условным. Время закольцовывается, свертываясь в клубок. Остается лишь вечная история о жажде убийства и власти, прикрытой красными тряпочками мифа о всеобщем счастье.
Читать полностью