Вот так идет себе человек по своей дороге вперед и думает, что есть у него твердые убеждения – настолько прочные, что ничто их поколебать не сможет. Есть ведь такие абсолютные вещи, которые никаких отклонений не позволяют. Закон, порядок, например.
Вот так идет себе человек по своей дороге вперед и думает, что есть у него твердые убеждения – настолько прочные, что ничто их поколебать не сможет. Есть ведь такие абсолютные вещи, которые никаких отклонений не позволяют. Закон, порядок, например.
«Везде должен быть порядок...» - думает Трофим, инспектор рыбоохраны, искренне верный своему долгу. Он добросовестно отлавливает нарушителей именем закона, которому так предан. И ни одной рыбешки не простит. «Знатный кровосос» - так говорят про него в деревне. А сам Трофим уверен: «Все по справедливости. Народ - дрянь! Глаза закроешь, все растащат, все разорят... Не может эта земля без закона жить!»
Но наступает день, когда и твердые убеждения Трофима оказываются не такими уж твердыми. Выходит, они могут разлететься вдребезги, а сам Трофим, которого до этого мы видели глухим и к сердцу, и к жизни, становится беззащитным, готовым вот-вот сломаться, и плачущим... А все из-за Находки.
Найдя в лесу брошенного младенца - крохотный сверточек, зовущий на помощь, Трофим не просто жизнь обретает, он обретает себя. В черством, не способном к жалости человеке, который за любое нарушение регламента готов преследовать и карать, вдруг просыпается невообразимая нежность: он хочет помочь малышу и делает ему соску из подручных средств; он хочет успокоить его и прижимает ребенка к сердцу; он хочет спасти его и берет с собой домой. Вместе им придется пройти страшную дорогу по беспросветной, холодной, заснеженной тайге – дорогу, которую сам Тимофей едва выдержит, а младенец – нет.
«Слыхал, какая беда со мной случилась?..» - с безысходной тоской будет Трофим спрашивать у знакомых. Но он еще верит в закон... в справедливое возмездие. И, роя могилку окоченевшей девочке, герой еще верит, что закон накажет «блудливую» мать за то, что та «убила» свое дитя. Найти и наказать, жаждет герой, найти и наказать, убить за невинную смерть!
Но невыносимая печаль гложет героя, а ночи тянутся все длиннее – мучительны сны-воспоминания, которые твердят: «Ты жесток». И, может, впервые задумавшись о своей судьбе, Трофим, словно зажатый между двумя пространствами – беспредельной, бескрайней природы сибирской тайги и замкнутым, ограниченным четырьмя стенами домом, осознает, что что-то не так идет в его жизни. Закон есть, а чего-то не хватает.
Не случайно Трофим спросит у жены: «Чего-то мы с тобой и не поговорим никогда»? Но жена не понимает его вопроса, в замешательстве отвечая: «Да, видать, за тридцать лет обо всем уже переговорили»... В отличие от Трофима, его жена на протяжении всего фильма существует только в рамках своего ограниченного мира – дома. Герою же, которым одолевают горе и месть, этого пространства мало: он ищет виновницу своих мучений.
Но ведь вот что получается: встретив, наконец, «убийцу», герой отказывается воплощать «справедливость». Напротив, он спасает исступленную женщину, почти успевшую наложить на себя руки. И неважно, что в реальной жизни вряд ли Тимофей явился бы к той, чьей смерти он так желал, именно в тот момент, когда она приготовилась повеситься. Но в этом эпизоде герой произносит ключевую фразу: «Хотел ее спасти (т.е. ребенка). А спас тебя... Значит, так надо было». И вот этим «так надо» Трофим признает уже другой закон – неписаный и взывающий к другой справедливости.
Так находка, обернувшаяся потерей, – невинной смертью ребенка - все равно остается Находкой. «Утро-то какое!» - скажет герой в финале и впервые за весь фильм улыбнется. Потом мы узнаём, что, оказывается, дочь Тимофея подарила ему внука... Но только ли поэтому герой так улыбается солнечному зимнему дню?
Читать полностью