Почему второй фильм Анны Чернаковой называется «Смерть в пенснЭ» (именно так, через «э», и написано его название в титрах), осталось для меня загадкой.
Почему второй фильм Анны Чернаковой называется «Смерть в пенснЭ» (именно так, через «э», и написано его название в титрах), осталось для меня загадкой. Главный герой – приехавший из-за границы в бандитскую, олигархическую Россию театральный режиссер Даниил Юрьевич не умер, не был убит, хотя на ожидании им собственной смерти вроде бы строится вся интрига фильма. И даже творческая смерть ему, скорее всего, не грозит: все катаклизмы 90-х годов он успешно пережил на чужбине, встроился в тамошнюю систему производства театральной жвачки, хорошо владеет набором приемов, с помощью которых привлекают в театр современного зрителя, а следовательно, всегда будет иметь средства на небольшую квартирку где-нибудь в тихом уголке Европы. Ну, ненадолго погрузится он в тяжелые реалии жизни своей исторической родины, а потом вспорхнет и улетит в свое сытое, благополучное далёко.
Воля ваша, а я не могу тут отделаться от параллели с образом Юрия Любимова. Комплекция актера Юрия Стоянова, этакий барский облик, европейский лоск во внешности отсылают к легендарному руководителю Таганки. Точно так же, как и герой Стоянова, Любимов некогда уехал на Запад, порвав все связи с собственным театром и детьми-актерами, которые его боготворили, а с его отъездом осиротели и потеряли почву под ногами. И когда он вновь вернулся, вот так же, как персонажи фильма, ждали от него шаманского акта возвращения в прошлое - в то совместное прошлое, где они поровну делили друг с другом чудо сотворчества, осознавая свою исключительность и талантливость, вместе открывали новаторские приемы, создавая свой неповторимый почерк и собственный театр. Нужно ли давать волю этой ассоциации? Никакого ответа фильм не дает. А между тем, эта параллель мешает воспринимать фильм как самостоятельное произведение.
Довольно искусственным мне представляется и встраивание чеховских персонажей в антураж современной российской действительности. Далеко не сразу понимаешь, что толстая тетка, которая бегает в кроссовках и с гантелями в руках в сопровождении охранников, это «новая» Раневская. Точнее, из фильма это понять невозможно, ведь там говорится о том, что тетка является лишь соискательницей роли Раневской в предполагаемой постановке. Но почему-то Анна Чернакова в своем интервью утверждает, что тетка – именно сама Раневская, нашедшая себе место в новом времени, что «сегодняшний день рождает вот таких Раневских». Как хотите, но этот фактологический абсурд окончательно все запутывает. Ведь по фабуле фильма все эти герои пьесы Чехова, материализовавшиеся в современной России, на самом деле еще и актеры, которые собираются вновь разыграть как раз ту самую пьесу, для чего и ангажируют своего наставника из-за границы. Что же получается? Раневская собирается играть Раневскую, Лопахин – Лопахина, ну и так далее? При этом они еще и вспоминают, как им было хорошо в прошлом, когда они уже играли ту же самую пьесу, где Раневская уже была Раневской, а Лопахин, соответственно, Лопахиным. Кстати, зритель фестиваля, посмотревший накануне первый фильм дилогии, рассматривает его как произведение режиссера Анны Чернаковой. Но когда он на следующий день приступает к просмотру ее второго фильма, то обнаруживает, что должен воспринимать первый фильм как режиссерскую работу Даниила Юрьевича (героя Стоянова). Увольте меня, но я отказываюсь вникать во все эти кульбиты фабулы, узлом завязывающейся в дурную бесконечность и кусающей себя за хвост, как змея.
Я уж не говорю о том, что куски из первого фильма постоянно всплывают во втором, и тут выясняется, что часть прежних исполнителей была заменена на других. Так в каком-нибудь бразильском сериале происходит ввод новых актеров, когда первому составу надоедает тянуть бесконечную лямку и он начинает потихоньку линять из игры. По-моему, это очевидный просчет второго фильма Чернаковой. Психологически могу объяснить его лишь ностальгической привязанностью к очень удачному первому фильму и желанию выжать из старой удачи новые дивиденды спустя годы. По-моему, лучше было остановиться. Сделать совершенно новый, отдельный фильм. Поскольку в итоге получилось как с эпопеей «Утомленные солнцем», когда первый прекрасный фильм не смог вытянуть на себе и прокормить своей энергетикой последующие серии, а ввод новых актеров нарушил целостность первоначального ансамбля. Все это в итоге привело к фальши, к упрекам в бесплодной эксплуатации старой идеи, к творческому фиаско, к неприятию фильма зрителями.
Мое резюме. Второй фильм Анны Чернаковой был бы достоин высокой оценки, если бы был снят как самостоятельный (предполагаю, что сценарий Адабашьяна именно так и был написан), без связки с предыдущим фильмом, без переноса чеховских персонажей в нашу эпоху, без цитирования первого фильма во втором. Не надо было создавать все это нагромождение Чехова на Чехова и еще раз на Чехова, от чего голова идет кругом. Ведь если рассматривать отдельные детали этого киноповествования, то в них можно найти много остроумия, оригинальности, новизны и юмора. К примеру, хороший рояль, стоящий в холле дорогой гостиницы, на котором жена олигарха играет «К Элизе» Бетховена. Отличное наблюдение. Культура нынешней так называемой «элиты» такова, что сыграть «К Элизе», по их меркам, уже высокое достижение, которым не стыдно похвастаться на людях. Сесть и отбарабанить его в холле гостиницы. Раньше «К Элизе» играли дети средней руки интеллигенции на скромных семейных посиделках своих родителей. А в людных местах эту школьную вещицу играть было не принято. Но сегодня, видимо, вполне сойдет. Все хорошие рояли стоят в сегодняшней России в холлах фешенебельных гостиниц, где на них могут сыграть не более чем «К Элизе». И таких многозначительных находок в фильме немало. Жаль, все они существуют сами по себе, как жемчужины, раскатившиеся в разные стороны с разорванной нитки. Мне не удалось собрать их воедино. Может, кто-то сделает это лучше?
Читать полностью